Уже расхожим стало утверждение — наши деды, победив фашизм, на поколения обеспечили нам мирное небо над головой. Быстро привыкаешь к шаблонам, они обезличиваются, можно штамповать и штамповать. И вот только сейчас, когда Запад хочет расчленить Россию, когда на Украине появились немецкие танки с крестами, кожей чувствуешь, что это правда, что это личное. Вот мой дед лежит в Братской могиле на Смоленщине не напрасно, не случайно. Жаль, конечно, что я не сидел у него на коленях, не играл его медалями, но мой отец всю жизнь строил дома, мастерил печки под мирным небом, и я учился, работал, воспитывал детей без войны. И сейчас, когда я слушал Анатолия Николаевича, как он таскал эту тяжеленную катушку с проводом по раскисшим полям Украины, мне хотелось встать на колени и сказать спасибо. И это не пафос, это личное.
— Рад Вас видеть в здравии! — так началось моё общение с ветераном Великой войны. — Когда прохожу по Французскому мосту, всегда вспоминаю, как Вы там после демобилизации переобувались, меняли обмотки на сапоги.
— Спасибо. Ну, чего хочешь спросить? Давай проходи, покалякаем.
— В День Победы увижу Вас в парке у Вечного огня?
— В Москве парад будет, а у нас — не знаю, мне внучка по телефону сообщила, что дождь обещают на праздники, но Урал — есть Урал — один день холодно, на другой — тепло. В том году был в парке, а в этом не смогу. Только третий день дома, в больнице лежал. Поясница болит, вноге отдаёт, ложусь на бок — у меня голова кружится. Не смогу в этот раз. 24 июня мне будет 99 лет.
— Молодцом!
— Ага, молодцом… Болезнь крадётся потихоньку. Посмотри, сколько у меня на столе лекарств наложено. Целая аптека! Вот куда у меня деньги уходят, — смеётся Анатолий Николаевич.
— Ух ты, да у Вас на столе целый парад, как на Красной площади. Помогает?
— Ой, где-то помогает, а где-то и нет. Большинство — нет, а в больнице лежал просто для профилактики, десять капельниц принял, двадцать уколов в задницу — ни черта не помогло. Сегодня третий день дома, вот сижу с тобой и чувствую, что поясница ноет. Так что я на парад не пойду. Рад сходить бы, да здоровье уже не то. Ходил всё время в колоннах и знамя носил с Даудом Иваном Степановичем, он возглавлял Совет ветеранов.
— Чем занимаетесь, о чём думаете?
— Я телевизор смотрю, вернее, не смотрю, а только слушаю, у меня зрение потеряно. Хоккей-то вижу, на белом бегают, а кино или что-то другое уже не смотрю, потому что еле вижу. Я только слушаю, вот вчера играл «Акбарс», я только слушал.
— Вы, похоже, заядлый болельщик?
— Да, я любитель спортивных игр. Сегодня будет «Спартак» играть, а я не буду смотреть, потому что поле-то зелёное, игроков не вижу. Вот сижу, вспоминаю прошлое, как на фронте был.
— До сих пор фронт вспоминаете?!
— Ну, а как же? Даже снится.
— Сейчас наши ребята там воюют, говорят, дожди, грязь непролазная.
— И в наше время было так же. Я в сорок втором году призывался. У нас пушки были дальнобойные, а тягачи — тракторы ЧТЗ. Восемь тонн трактор да восемь тонн пушка. И вот по Украине, по этой грязи, трактор её тянет — пух, пух, пух. Поломался! Артиллерия останавливается, ремонт тракторов, пушки бездействуют, стоят. Куда пойдёшь без пушки? В сёлах останавливались, спали где придётся — хоть на досках, хоть под ними, всё равно лежали. Тракторы по дорогам не шли, потому что дороги могли быть заминированными, всё напрямую. Я в связи работал. Скажут: «НП (наблюдательный пункт) там, прямо». Вот и тянешь связь — катушки в руки, автомат ППШ по спине бьёт и телефон, наш зуммер плохенький. У нас в отделении 6 человек, и мы у аппарата командира батареи распределяем, кто где будет дежурить — двое остаются на наблюдательном пункте, двое — на промежуточной, потому что 6 километров было от передовой, и на огневой два человека остаются. А две катушки, потому что наш кабель короткий и толстый, провода мало, по 500 метров в катушке. Размотаешь одну катушку, со второй соединяешь и идёшь дальше. Это уж когда мы перешли границу, там у нас были немецкие шпули — хороший станок, его наденешь и идёшь спокойно, а провод разматывается. А нашу катушку в руках держишь и разматываешь. Батарея переезжает на другое место, мы провод сматываем. Мы сматываем, а огневики ждут нас, когда мы смотаем. Бригада наша шла по Украине, через Харьков, потом через Румынию, Чехословакию, Венгрию.
— Потери были, убивало связистов?
— Были. Когда шли по Венгрии, связь тянули, и вдруг снаряд летит — шушь-шушь — шелестит. Упал в пяти метрах от нас, но не разорвался. Мы бегом от него и на горочку. Вдвоём пришли, рядом товарищ, вот как мы с тобой сидим. И вдруг он раз и упал —снайпер поймал его. Всё, отжил, похоронная бригада забрала. Вот такие дела были на фронте.
— Не следите за новостями на Украине?
— Всё время. Их надо добивать окончательно и нечего тянуть время. Путин, не знаю, чего с ними калякается? Послал бы туда «Цирконы». Сейчас вооружение новое, сейчас электроника воюет, самолёты редко летают.
— Переживаете, в тех же местах воюем?
— Ну, а как же? Жалко парней. Молодёжь, у которых дети уже. Вот недавно одного парня нашего похоронили, не помню фамилии.
— Вы-то тоже были тогда молоденьким.
— Восемнадцать лет мне было. Сила была — ума не надо.
— И страшно не было?
— Да мы уж привыкли. С 42-го по 45-й на передовой, а потом ещё на Дальний Восток поехал. Попал в школу младших авиаспециалистов. Послали нас на аэродром самолёты готовить к вылетам. И я ещё три года служил, из армии пришёл только в 1948 году.
— Специальная военная операция так же затягивается, Украина большая, но в Великую Отечественную армия многомиллионная была, вся страна поднялась.
— Да, а сейчас мобилизовали 300 тысяч, на сколько хватит, не знаю. Вот и жалко ребят, гибнут.
— Так же вся Европа на Россию ополчилась, как тогда.
— Все страны были Гитлеру подчинены, и сейчас все они такие. Венгрию проходили, смотрим, окорока в домах копчёные висят. Румыны хорошо жили, зажиточно, а тут война помешала им, и всё пошло крахом. Когда были в Австрии, одну русскую встретили, и я спросил: «Почему здесь осталась?» Она говорит: «А мне и здесь хорошо жить». Она работала у хозяина, ухаживала за ним, хозяйство вела. И таких много.
— Может быть, и не надо было их трогать, пусть бы жили, как хотели?
— Нет, правильно сделали, потому что этот сор надо было немедленно уничтожать. Вишь, как они пошли быстро с самого начала, с Донбасса, всё у них было готово. И уж по просьбе донецких Путин согласился им помочь.
— Есть надежда, одолеем эту нечисть?
— Одолеем, конечно, не может быть, чтобы русский солдат не побеждал. В 1242 году немецкие рыцари тоже шли, и всех потопил Александр Невский, устроил им Ледовое побоище. Так и этих тоже ждёт такой конец. Будет победа, не может такого быть, чтобы наша армия не победила.
— Тогда с наступающим Вас Днём Победы! А я так и напишу: фронтовик уверен — победа будет за нами!
— Пиши. А 24 июня приходи, бутылочку разопьём.
Возвращался в редакцию с хорошим настроением. Солнышко, майский ветерок трепал мои волосы, как тогда в победном сорок пятом в Берлине, в Праге, в Вене нашим солдатам. Сейчас Интернет заполнен снимками, где они на улицах европейских столиц у пушек, на танках, играют на аккордеонах, пляшут, поют, как говорят, сделал дело — гуляй смело. Большое дело сделал русский солдат, на несколько поколений вперёд! Хорошее настроение было и от того, что посчастливилось пообщаться с человеком из того поколения, которых ещё Лермонтов в своём «Бородино» назвал богатырями. Да что пообщаться, можно сказать, я вырос на их плечах, мне посчастливилось. Хорошее настроение, пусть немного с грустинкой, потому что уходят последние, но мы будем помнить, как в песне поётся:
«От героев былых времён
Не осталось порой имён.
Те, кто приняли
смертный бой,
Стали просто землёй, травой.
Только грозная доблесть их
Поселилась в сердцах живых.
Этот вечный огонь
Нам завещан одним, мы в груди храним…»
Из военной хроники связиста Анатолия Баранова
Июнь–июль 1941 г. — немцы бомбят Брянск, эвакуация с заводом на Урал, эшелон бомбят у Орла.
Октябрь 1942 г. — Усть-Катав, слесаря УКВЗ Баранова забирают на фронт.
Ноябрь 1942 г. — Чебаркуль, 93-й артполк.
Ноябрь 1942 г. — первый бой на Северском Донце.
Февраль–март 1943 гг. — оборона Харькова и Белгорода.
Июль–август 1943 г. — Курская дуга.
Август 1944 г. — Ясско-Кишинёвская операция.
Сентябрь 1944 г. — бои в Румынии.
Январь–февраль — бои в Чехословакии.
Март 1945 г. — Венгрия, Секешвар, медаль «За отвагу», оз. Балатон — 27-я артбригада.
Май 1945 г. — освобождение Австрии.
1945–1948 гг. — Дальний Восток, авиакорпус, техник.
23 февраля 1948 г. — демобилизация.
