Мне позвонила давняя знакомая Надежда Петровна Антропова, посетовала, что не может купить нашу газету в микрорайоне, торговая точка недалеко от её дома перестала её распространять, и как бы мимоходом сказала: «Хотите написать об управляющем заводом Шефере? Приезжайте, его дому в Колонии 125 лет». Надежда Петровна работает в колонском детском саду-школе библиотекарем. Через некоторое время она встречала нас с фотографом на пороге того самого дома, где жил управляющий.
Маньчжурская сирень и брёвна, которые невозможно просверлить
— Пройдёмте в сад, я вам покажу маньчжурскую сирень. Жаль, не весна, у неё очень крупные белые цветы.
— Надежда Петровна, позвольте, почему маньчжурская, мы не раз писали в газете, что её в Усть-Катав завезли бельгийцы?
— Да, она называется «маньчжурской», но привезена сюда бельгийцами. Эти дома, что дальше по этой стороне, тоже бельгийские. Если пойти дальше, там есть и маньчжурский дуб. В этом первом доме жил управляющий Шефер, а кирпичная часть здания построена в 1966 году. Деревянные дома теперь уже выглядят неказисто, чёрные, но соль в чём — эти брёвна по полгода вымачивали в специальном растворе. У нас весной проводили Интернет, и мастер не мог одну дырку просверлить в бревне. Я спрашиваю: «Что случилось?» Он говорит: «Это что такое? Сверло не идёт, дерево — как железобетонное?!» Я знаю, что в Шубино есть две семьи, которые эту технологию сохранили. Если сейчас этот дом опалубить, он долго ещё может простоять. В БТИ мне сказали, что дом стоит с 1898 года.
— Этому дому 125 лет?!
— Да, это самое старое деревянное здание в городе. А Шефер Генрих Егорович сюда вселился в 1906 году. Он был управляющим на Усть-Катавском заводе с 1906 по 1916 год. Ему пришлось уволиться из-за разногласий с Петроградским правлением Южно-Уральского металлургического общества, члены которого обвинили его в «излишне лояльном отношении к рабочим». Перед отъездом из Усть-Катава Шефер получил в подарок от рабочих и служащих завода золотые часы и благодарственный отзыв. В 1920 году он возвратился на наш завод и до 1927 года был его техническим руководителем. У него была семья, двое детей — мальчик и девочка. Мальчика звали Гарик. Они здесь жили долго. Генрих Егорович умер в Усть-Катаве в 1927 году. Всё время считалось, что его увезли, а он похоронен на нагорском кладбище.
— Но могилу сейчас не найдёшь?
— Мы ходили с Ольгой Михайловной Ивановой, искали. Нашли примерное место, там каменные тумбы стоят — целая группа старых памятников, но точное место не установили. Когда построили здесь эти дома, обнесли всё оградой и простых смертных не пускали, здесь жили только бельгийские инженеры. Пускали только прислугу, поэтому это место и назвали Колонией. У Шефера был друг из Бельгии, его жена отказалась ехать в Усть-Катав, так он здесь женился на местной, его внучка сейчас живёт в Челябинске. Сказала, что, возможно, осенью приедет.
А посмотрите, как хорошо детям здесь во время перемены, участок весь в зелени. Сейчас у них по расписанию физкультура, они на площадку вышли играть. Здесь был до войны городской сад, сюда на танцы люди ходили. А за оградой видны развалины здания — там были ясли. Хорошо бы здесь детский городок сделать. Видите, ребятишки везде лазят, им бы на качелях покататься. А самое главное — ограду новую надо поставить, она вся валится. И табличку повесить надо, что тут Шефер жил.
— Пожалуй, Вы правы. Здесь шесть бельгийских домов, этот самый первый строили, значит, он самый старый. Надежда Петровна, я с Вами познакомился, когда Вы ещё были заведующей отделом редких книг в библиотеке Дворца культуры. А в этот дом когда пришли работать?
— Я сначала сторожем здесь работала с 2010 года, в библиотекари-то недавно перебралась. Ко мне тётушка из Катава приезжала, я ей показала фотографию этого дома. Оказывается, она здесь ещё пешком под стол ходила. Мой дядюшка Павел Захарович Антропов был заместителем директора по снабжению, он здесь рос. В 1915 году в Катав-Ивановске было плохое положение, завод останавливался, не было работы, и мой дед перевёз семью в Усть-Катав. Потом он уехал обратно в Катав-Ивановск, но когда они здесь жили, в соседях у них были Шеферы. Мой дядюшка с Гариком Шефером играл, они дружили.
— Как, Ваш дядюшка жил в этом доме?!
— Не в этом доме, где-то в соседних. Они жили, видимо, как прислуга, я тогда не интересовалась. Просто однажды пришла к ним, а дядюшке звонил из Ленинграда как раз Гарик, сын Шефера. Я рот разинула: «Дядюшка, расскажи». Он сразу: «Это мой друг, не хочу это всё афишировать». У моего деда было 6 детей, и Антропов Павел Захарович был младшим.
Мне везло на педагогов
— Я с пятилетнего возраста росла в интернате, а воспитателем у меня была Валентина Алексеевна Вознесенская, воспитанница колонии Макаренко. В годы войны колонию Макаренко в Катав-Ивановск эвакуировали. В книге Фаины Вигдоровой «Черниговка» о колонии есть молодой педагог — Черниговка, это и есть Валентина Алексеевна. Она вышла замуж за одного из воспитанников Семёна Колобанова, его потом отправили учиться в сельскохозяйственную академию. Он там побыл, ему не понравилось, он вернулся и открыл филиал колонии Макаренко. Когда началась война, ушёл на фронт, а Черниговку вместе с колонией отправили в Катав. Она у меня и была воспитателем. Этот интернат до сих пор существует на горе Солоцкой в Катаве, в войну там был госпиталь.
— Надежда Петровна, знаком с Вами больше двух десятков лет, и всегда при встрече рассказываете какие-то истории, связанные с нашим краем. Вы просто кладезь уникальной информации. Вы хоть что-то записываете?
— Сейчас книгу пишу о староверах, материал накоплен. Причём не об усть-катавских староверах, они здесь были, но центром старообрядчества была Юрюзань. Знаете, почему? Когда Твердышев с Мясниковым умерли, у Твердышева детей не было, а четыре дочери Мясникова разделили одиннадцать заводов и фабрик. Юрюзанский завод достался одной из дочерей, у которой муж очень плохо относился к людям, и они уходили с завода. А куда уходили? У подножия Зигальги был Покрово-Никольский скит, туда и уходили. Я ездила в Меседу, встречалась со старообрядцами.
У меня в жизни были хорошие учителя, мне везло на педагогов. У нас директором в интернате была Анастасия Тимофеевна Землянская. Был в Катаве такой революционер, первый комсомолец, Василий Землянский. В годы Гражданской войны он был пойман. Через Урал шёл поезд, так называемый «эшелон смерти», белые пытали арестованных, а потом просто выбрасывали из поезда. Он погиб, а его сестра Анастасия Тимофеевна была нашим директором. Семьи у неё не было, мы стали её семьёй.
Когда пошла работать, то стала учиться в школе вечерней молодёжи, и там мне повезло — у нас математику преподавал Валерий Борисович Чурин. Знаете, как он математику преподавал? Рассказывает, рассказывает материал по геометрии, поворачивается и начинает: «Улыбаюсь, а сердце плачет в одинокие вечера. Я люблю тебя, это значит, я желаю тебе добра...» Геометрия вперемешку со стихами. Вы где-то такое видели? А историю у нас вёл Иван Иванович Норко, вот он меня и влюбил в историю.
— Так вот откуда у Вас страсть к истории!
— Я же говорю, мне везло на учителей. Литературу вела Ирина Николаевна Полушкина. Она заходила в кабинет, бросала на стол журнал, поворачивалась, а это школа рабочей молодёжи, мужикам по тридцать лет, сидят рот разинув, и 45 минут не ворочаются, так рассказывает.
— А как Вы в школе рабочей молодёжи оказались?
— В 16 лет пошла работать, токарила на литейно-механическом заводе, у меня разряд. Когда окончила школу рабочей молодёжи, поступала в УрГУ на журналистику, одного балла не хватило для поступления. А до этого, когда ещё училась в школе, увидела в «Комсомолке» объявление — при МГУ открывают рабфак. Я поступила и окончила его на пятёрки, мне прислали вызов. Не поехала, потому что не было денег. В МГУ не поехала, а поехала в УрГУ, это ближе было, а в результате проиграла — те, кто не поступили в МГУ, приехали в Свердловск. Не прошла, потому что не надо спорить с учителями... Свердловск — большой город, поселили нас в общежитие — 12 коек, 12 абитуриентов, кто что, кто как. А конкурс поднялся ещё из-за иностранцев — негров и монголов. Вы бы видели: табличка висит с оценками за сочинение, он подойдёт, что-то под коленки постелет, помолится, потом идёт смотреть. Негра живого впервые увидела тоже там — идёт навстречу по коридору, одни глаза и носки видно, остальное всё чёрное! Это было в 1973 году. На следующий год я между делом поступила в Челябинский институт культуры на факультет «библиотековедение».
Моя мама Александра Захаровна Антропова тоже учитель. В годы войны была директором школы в Минке и одновременно завдетсадом и бригадиром полеводческой бригады. В бригаде были ребята из 8–9-х классов, они потом приходили и на уроках спали. Она окончила Катав-Ивановское педучилище, и её направили в деревню. А самое интересное было после войны: ей пришлось работать в посёлке лесозаготовителей Бархотник, там жили одни башкиры. Как она рассказывала, ей приходилось вести уроки с переводчиком. Мне было два годика, и когда мой дядя приехал к нам, то сильно удивился — я говорила по-башкирски. Мама уходила на работу, а за мной смотрели две сестры — Сарра и Хадича, а они между собой только на башкирском общались.
В Усть-Катаве работаю с 1975 года, когда на третий курс перешла, мне дали сюда направление, потому что работала не по профилю.
— А Вы где работали?
— Токарила уже лет пять. У меня корочки есть, я — токарь универсал. У меня выхода не было, мама у меня инвалид, я должна была идти работать.
Когда покидали Колонию, подумалось — не всё в жизни можно предвидеть, предугадать, но надо стараться. Вот Екатерина Великая заселяла немцев в Поволжье, и посмотрите, какое благо сделала для России, сколько пользы они принесли новому Отечеству. Генрих Егорович Шефер тоже родом из поволжских немцев, и сколько он технических изобретений, усовершенствований сделал для нашего завода, в энциклопедии целая колонка перечислена. Так и в этот раз получилось — приехали старинный дом посмотреть, а узнали столько интересного не только о Шефере, но и об учителях, да и о самой Надежде Петровне, можно сказать, уникальном библиотекаре.
