Китаец
«Терпение - это не состояние скота, который всё терпит. Это не унижение. Это не компромисс со злом. Терпение - это есть умение сохранять невозмутимость духа в тех обстоятельствах, которые этой невозмутимости препятствуют. Терпение - это есть умение идти к цели, когда на пути встречаются различные преграды. Терпение - это умение сохранять радостный дух, когда слишком много печали. Терпение есть форма мужества».
Александр Мень.
В далёком прошлом я был китайцем. Каждый может увидеть себя, кем он был давным-давно в другом измерении, обличии или в другой жизни. Нужно лишь внимательно смотреть и анализировать свои сны. Если вам снится полёт над ущельями и горами, то наверняка в клетках вашей памяти есть отпечаток поведения огромной птицы. Может, орла или дикого гуся. Если вы во сне пролетали над морскими волнами, вы - чайка. Быстро и трусливо убегали - заяц. Долго видели один и тот же снежный пейзаж с чувством скорой добычи - вы были волком. Ну, а жизнь червя, например, легко можно узнать, если вам часто снится замкнутое пространство. Не теряйте свои сны, не забывайте их. Они вам помогут правильно ориентироваться в нашей современной человеческой цивилизации. На то и приходят они к нам, чтобы мы никогда не пытались повторить свою прошлую жизнь.
...Чаще всего мне снились жёлтые люди и тропинка, ведущая в горы, непролазное ущелье, я иду и несу в рюкзаке что-то тяжёлое. Потом белые люди забирали у меня из рюкзака его содержимое, и обратно я тоже нёс что-то ценное. Ущелье, горы, тропинка, близкие жёлтые люди…
Никогда бы мне не разгадать этот сон, если бы не одна случайная встреча, произошедшая со мной совсем недавно.
Несколько кварталов в Буэнос-Айресе называют Чайна-таун. Забрёл я туда совершенно случайно. Увидел огромную вывеску «Сhina» и поплёлся вдоль торговых рядов и множества кафешек. Не впечатлили ни запахи, ни товары, ни цены, ни диалект. Все едят, правда, палочками, аргентинскую лапшу-пасту, макдональдские булочки, напичканные колбасой и сыром, и пьют американскую кока-колу. Хотя продают те же игрушки, канцелярию, сувениры и прочую китайскую дребедень. В одной торговой точке я увидел любопытную картину. В середине магазина на стуле стояла молодая девушка и внимательно наблюдала за всеми покупателями. К ней подошёл пожилой китаец, видимо, хозяин магазина, и эмоционально на испанском ей что-то объяснял. Потом вдруг перешёл на русский язык и буркнул себе под нос. Его голос показался мне знакомым.
- Воруют, не знаю, что и делать.
- А это вроде как охрана, - неожиданно для него поддержал я фразу и показал на девушку.
- Си, си, — ответил он мне на испанском и ушёл в подсобку.
Я показал девушке жест большим пальцем, получил от неё улыбку и вышел из магазина. Через пять минут пожилой китаец прикоснулся ко мне среди толпы прохожих, внимательно посмотрел мне в глаза и спросил:
- Тебя не Алексей зовут?
- Да.
Знакомые черты лица. Но где я его видел раньше?
- Стой, стой, не уходи. Курган помнишь? ЛТП, блевали вместе в тазики после процедуры. Я - Вася. Давай, шевели мозгами, надеюсь, не пропил ещё. Я ведь спиртное больше не употребляю с той поры.
Курган. Когда это было? В начале восьмидесятых. Я тогда по молодости, по глупости, а скорее всего, по пьяни попал на принудительное лечение от алкоголизма. И, кажется, один из пациентов, что лежал со мной рядом в палате целую неделю, и был Вася - лицом очень похожий на китайца, хотя и с голубыми глазами. Да, это был он. И голос чуть с хрипотцой. Лечили нас просто. Сначала чем-то кололи, потом заставляли пить тёплую водку. Тут же приходили жуткая тошнота и рвота. При этом врач ходил между нами и читал лекцию о вреде алкоголя с часто повторяющейся фразой: «Водка - яд!»
- Ничего себе! Вот это встреча! Столько времени прошло, и вообще. Где Курган, и где Буэнос-Айрес?
- А я тебя сразу узнал. Здесь, бывает, услышишь русскую речь, но не все расположены общаться. А тут знакомый! Давай посидим, перекусим, кофе выпьем. У тебя есть тайм? — вставил он английское слово.
«Да уж, - подумал я, - занесёт же нелёгкая в другую страну русского, похожего на китайца, вынужденного знать испанский, китайский и английский языки, чтобы нормально общаться».
Мы спустились в какой-то подвальчик, где витал запах чего-то жареного, и уютно расположились за низким столиком. Нам принесли еду и палочки. Что я ел, даже не знаю. Главное - ничего в чашке не шевелилось, но было очень похоже на мелких животных и довольно вкусно.
- Ты какого ... сюда припёрся? - спросил Вася чисто русской фразой.
- В гости ненадолго, - ответил я дипломатично.
- Ну, не хочешь говорить - не нужно. А я давно уже здесь. И не жалею. Есть литл бизнес, мне хватает. Главное - я сделал это. Освободился от… Впрочем. Долгая история. Как тебе Аргентина?
- Да не понял ещё. Люди вроде попроще, чем у нас. Да как и везде, наверное. Начинаешь понимать, что свобода - это когда ты никому не нужен.
- Верно, есть разница. Менталитет другой. Знаешь, как здесь паркуются авто? Втискивают свою машину между другими, при этом маневрируют так, что обязательно заденут соседнюю. И никто на мелкую царапину внимания не обращает. Представь в России такое. Обязательно кто-то кому-то чего-то стал бы предъявлять. На ногу наступил в метро нечаянно - и уже скандал, из гаража выехал - преступник.
- Ну, это понятно. А почему здесь обосновался в Чайна-таун?
- Так я же китаец по отцу. Мать русская. Язык китайский с детства знал немного.
- Ну, то, что ты китаец, у тебя на лице написано. А про отца ты не рассказывал. Да и когда там было общаться в дурке. Уколы, процедуры, дурные сны, крики по ночам, санитары-зверюги.
- Верно, лучше не вспоминать. Одна польза от тех дней - спиртное больше не пью. И ещё тогда летом, помнишь, в восьмидесятом Высоцкий умер? По соседству кто-то гонял магнитофон с его записями: «В тот день мы выпили немного, скажи Серёга...».
- Да. «То обуюсь, то разуюсь, на себя в воде любуюсь, брагу кушаю...»
- А отец настоящий китаец был. Он даже язык знал плохо. В молодости был контрабандистом. Носил в рюкзаке через перевал в СССР спирт, обратно -всякую утварь. Может, ещё чего. Он не рассказывал. Потом, естественно, попался пограничникам, и дали ему по полной десять лет. Следователь, который дело вёл, говорил, что ты ещё молодой. Всё у тебя впереди. Вы - китайцы - терпеливые. Ну, так и получилось. Отсидел он весь срок, женился на моей матери, и нарожала она ему четверых детей. Я последний. Только вот от отца у меня, как ты говоришь, одни черты лица и остались. И больше ничего. Терпения не хватило на всё это враньё смотреть. Поэтому я здесь.
- Кажется, я тебя понимаю.
- Да всё же вот, как на ладошке. Пенсионный возраст подняли - терпим, обнуляемся - терпим. Нет, я не китаец.
Ответить мне было вроде и нечем. Нужно было опровергать аргументы русского писателя. Я заказал себе водки и хлебнул вкус какой-то горелой соломы. Мне показалось, что весь подвал наливается удушливым газом, потом я уснул, услышал выстрелы, меня кто-то нёс и положил на асфальт… Я тут же очнулся и увидел перед собой Василия, он пил оранж со льдом.
Потом он всё ещё рассказывал про своего отца, как он учил русский язык на зоне, о его китайском терпении, о своих братьях, которые ему не пишут, о том, как он сам обосновался в Аргентине, о своей личной жизни. Жаловался, что ему просто не с кем иногда поговорить по душам.
- Слушай, Вася, - ответил я ему. - Мне часто снится один и тот же сон. Я хожу по китайской земле, вокруг жёлтые люди, тропинка в ущелье, и я несу тяжёлый рюкзак. Наверное, в прошлой жизни я был китайцем. А есть у меня терпенье или нет, я не знаю. Но мне легче, чем тебе. Знаешь, почему? У меня есть спасительное хобби. Я увлекаюсь литературой, и если мне бывает тоскливо, я беру белый лист бумаги и рисую на нём себе собеседников, разговариваю с ними. Бывает, неделю, бывает, год. Пока не надоест. А если наскучат, придумываю новых. И прошлая это жизнь, настоящая или будущая - я сам уже запутался.
- Ты вернёшься туда? - спросил Вася и внимательно посмотрел мне в глаза, как бы изучая – а всё же в каком я измерении нахожусь?
- Да, билет уже куплен, полечу обратно терпеть. А там, как получится. Спасибо тебе за общение...
...Я закончил марать белый лист бумаги. Новых героев на творческом горизонте пока не предвиделось. Может быть потом, когда-нибудь, в другой жизни.
Март 2024 г.
Буэнос-Айрес.
