Шаланды, полные тиффали,
В Одессу Костя приводил.
И все биндюжники вставали,
Когда в пивную он входил...
Эту песню звонким голосом пел мой друг и сосед Колька Гаврилов, сидя на верхней жердине забора. От матери ему достался хороший музыкальный слух. На всех деревенских посиделках Татьяна была незаменимой певицей, и без неё любое застолье было не столь удачным и душевным. Песню про шаланды и Костю друг мой несколько раз слышал по радио, а поскольку кефаль в нашей реке не водилась, всё больше щуки, судаки да окуни, а радио почему-то пело хрипловато и не очень разборчиво, то и название невиданной рыбы получилось чудным — тиффаль… Пел Колька и много других душевных песен. Одна из наших любимых — песня про коня.
Ты гуляй, гуляй, мой конь,
Пока не вспоймаю,
Как вспоймаю,
Зауздаю шёлковой уздою!
Особенно хорошо эта песня пелась, когда мы неслись навстречу неизвестности и ветру вниз по поросшей гусиной травой горе на самодельных самокатах, сделанных из досок и огромных шарикоподшипников, уведённых с машинного двора. Подшипники были списанными после ремонта комбайнов и валялись вымазанными солидолом в большом железном корыте. Поэтому их пропажа никого особо не волновала.
День этот у нас был особенный. Мы договорились с друзьями заливать свинцом самопалы. Раздобыли брошенный аккумулятор, притащили эту тяжеленную коробку на берег реки и разожгли костёр. Самопалы были несомненным атрибутом мальчишеской жизни. Опыт предыдущих поколений малолетней шпаны гласил, что для того чтобы самопал не разорвало, трубку на его конце мало было просто расплющить, нужно было залить в неё немного свинца или олова. Затем чуть выше заливки пропиливалось и пробивалось небольшое отверстие для гвоздя, трубка приматывалась мягкой проволокой и изолентой к рукоятке. Всё. Грозное оружие было почти готово.
Пока свинцовые решётки переплавлялись в консервной банке, ватага мальцов забавлялась киданием блинчиков. Главное было — подобрать плоскую гальку и запустить её с силой. По лёгкой волне иногда по пять–семь блинчиков получалось. Вверх по течению Белой буксировщик толкал здоровенную баржу, от него веером с белёсыми бурунами расходились волны, с шумом они плескались в берега и поднимали узкую полоску глинистой мути. Едва баржа поднялась выше по течению, Колька, помешивая сырым ивовым прутком свинцовый расплав, затянул свою любимую песню про шаланды, полные тиффали.
— Пацаны, гляньте — шаланда, — завопил Санька Шумихин. — Настоящая!
Словно материализовавшись из песенных слов, по реке плыла полузатопленная широченная лодка. В лодке никого не было.
— Чего рты раззявили? Кто постарше, давайте за мной! — пронёсся над нами призывной клич спускавшегося сверху крутого берега Володьки. Он учился уже в десятом и был для нас непререкаемым авторитетом. Крепкий и загорелый, он на ходу сбросил рубашку и линялое трико, скинул сандалии и с разбегу ухнулся в мутную воду. Мы втроём последовали его примеру. Плыли наперерез плывущей по течению мечте.
Володька первым доплыл до затопленного судна. Схватившись одной рукой за корму, командовал нами ещё издали:
— Давайте, пацаны, по обоим бортам цепляйтесь, будем гнать к берегу!
Лодка оказалась значительно больше, чем виделась издали. Мы ухватились за борта и замолотили ногами, словно живые моторы. Володька с кормы направлял тяжёлое судно. Нас сносило всё дальше по течению, но всё же мы, уже выбиваясь из сил, постепенно приближались к отмели, поросшей ивняком. Наконец добыча наша уткнулась в глинистый берег, и мы, немного вытянув её, стали разглядывать. Это была вместительная, с двумя рядами вёсел, о чём красноречиво свидетельствовали две широкие банки и два набора уключин, спасательная шлюпка. Такие мы часто видели, стоящими на палубах белоснежных теплоходов, на которых весёлая публика путешествовала по реке. К большому разо-чарованию, один бок шлюпки был проломлен. Видимо, поэтому от неё владелец и избавился. Серьёзная, похоже, случилась передряга, раз такая крепкая вещь сильно пострадала.
— Не стоило и трусы мочить, — смачно сплюнул в воду Володька, махнул рукой и аккуратно пошёл вдоль кромки берега к брошенной одежде. Оставшиеся возле шлюпки мальчишки заметно приуныли.
— У меня отец в прошлом году лодку ремонтировал. Тут и надо-то две доски заменить, — глубокомысленно изрёк друг мой Колька. — Попросим его, может, и сделает...
Потихоньку к лодке подтянулась целая ватага мальчишек. Общими усилиями мы выволокли шлюпку на высокий берег. Здесь была ровная площадка, на которой можно было бы заняться ремонтом. Отца Кольки Петруху, невысокого роста мужичка с весёлыми конопушками на загорелом лице и даже на ушах, мы взяли измором. Два вечера не отходили от двора и канючили целой ватагой: «Дядя Петя, ну, сделай нам борт, мы помогать будем изо всех сил, ты только командуй».
Петруха, наконец, выкроил время и пришёл в окружении ребятни к сиротливо лежащей на поляне шлюпке.
— Да, добротно сделанная штука. Фабричного производства, — признал он, почёсывая кудрявые рыжие волосы. — Пару досок я найду, прострогаю. Вам надо гудрону ведёрка три раздобыть, просмолить судно надо.
— Пап, а это что за хреновина на дне валяется, тяжеленная, — Колька потрогал непонятную деревянную штуку, покрытую по бокам тонким металлом.
— Так это руль, — сообразил Петруха. — Вон на корме и втулки приделаны для его крепления. Полный набор. Устанавливай и рули по курсу.
Видно было, что идея восстановления судна отцу моего друга тоже уже нравится. Дело налаживалось. Решено было назавтра отправляться за гудроном на заброшенный в километре от центральной усадьбы асфальтовый заводик.
Часам к одиннадцати утра наша команда, вооружённая старыми вёдрами и лопатой, добралась до останков асфальтового завода. Видок здесь был унылый. На заляпанной лужами мазута площадке валялись ржавые обрезки труб, вентилей и ещё разного барахла. Над всем этим возвышались чёрными монстрами огромные цистерны. Чуть ниже площадки, поросшее вокруг бурьяном и осокой, чернело целое озеро вытекшего из этих цистерн содержимого. Недалеко от края озерка виднелись раздувшиеся трупы попавших по глупости в эту ловушку овец.
— Ну, и вонища! — заткнув ладошкой нос, заорал Санька Шумихин, едва мы приблизились к озеру гудрона. — Я тут не буду ковыряться!
Дух в этом месте витал и в самом деле отвратный. Помимо глупых овечек на поверхности гудрона нашли свою гибель и разные птахи, видимо, привлечённые сюда вляпавшимися насекомыми. Решено было попробовать добыть гудрон прямо из железных ёмкостей. На дне их и в самом деле мы обнаружили остатки гудрона. Взобраться на цистерну труда не составило. Напротив открытых люков были приварены металлические ступеньки.
Чтоб не вляпаться в гудрон, решили набросать под ноги обломков шифера, которые валялись вокруг площадки в большом количестве. План был вполне удачным. Вскоре за руки спустили в отверстие люка самого худенького — Саньку. Вооружившись лопатой, он попытался набрать гудрон в ведро. Но не так всё было просто. Чёрная субстанция никак не желала покидать лопату. Пришлось подавать лопату наверх, здесь обломками шифера общими усилиями с неё счищалась в ведро желанная добыча. Вскоре Санька утомился, и другому мальчишке пришлось его заменить внутри железного брюха цистерны.
Июньское солнце пекло нещадно. На такой жаре скоро все вымотались. Раскалились и цистерны. Гудрон, попав на их поверхность, начал стекать в люк мелкими ошмётками. Мы и не заметили, как в наших патлатых по моде семидесятых годов головах оказались кусочки добычи. Попав в волосы, гудрон уже не хотел их покидать.
Домой возвращались довольными. В вёдрах чернел гудрон, и вёдра эти несли по двое на жёрдочках, словно кабанов после удачной охоты в лесах какой-нибудь Бургундии. А вечером мой старший брат Василий приводил всю нашу банду в порядок. Механической машинкой он состригал наши патлы, не обращая внимания на вскрики, когда её зубья напарывались на гудрон. Обмакивал машинку в керосин, щёлкал ручками железного орудия пытки, пока зубья его вновь не начинали скользить свободно, и снова погружал их в наши многострадальные причёски. Вскоре мы стали напоминать отряд новобранцев, потешавшихся друг над другом. Подростковая брутальность пропала вместе с волосами.
Петруха не только заменил проломанные доски на борту, но и отследил всю работу по смолению шлюпки. У кого-то дома нашлись запасы старой краски, кто-то нашёл вёсла. В течение недели шлюпка была окрашена, укомплектована и спущена на воду.
— Да, хороша посудина, — почесал в задумчивости рыжую голову Петруха. — Могут ведь и угнать.
Чтоб обезопасить общее достояние, он подарил нам тяжёлую, смазанную солидолом цепь и большой амбарный замок. Всё это мы укрепили на старой вербе, которая стала причалом для нашей шхуны.
День пуска судна в эксплуатацию был праздником. Поскольку наибольший вклад в ремонт внёс Петруха, то сын его Колька был первым назначен на руль. Четверо сели за вёсла — по одному гребцу на каждое весло. Перед носом была установлена ещё одна банка, на которой вполне помещались ещё три тощие пацанячьи задницы. Таким образом вся наша компания свободно разместилась в шлюпке.
Для начала решили просто попробовать её на ходу. Грести многие живущие на реке мальчишки умели, поэтому после небольшой заминки наше судно уверенно пошло вдоль берега. Всё же четыре весла — это сила!
— И-раз! И-раз! И-раз! — отрывисто командовал с кормы Колька.
Шлюпка набирала ход, за кормой даже образовывались небольшие буруны. Руль легко скрадывал небольшие огрехи в работе гребцов, и судно шло уверенно, красиво. Прямо петь хотелось! И мы, не сговариваясь, заорали модную песню про моряка, шаланду, Одессу и загадочную рыбу тиффаль...
Рыбаки со стоящих на приколах лодок приветственно махали нам руками, а мы проносились мимо них — бритоголовые, пьяные от общей радости и возможности нестись по родной реке туда, куда хотим.
Шлюпка не превратилась в мальчишеское баловство. Мы вместе отправлялись на заливные луга за диким луком, за молодыми вёшенками. По ночам промышляли бреднем рыбу, если нужно было что-то срочно доставить на сенокос в Курье — запчасть для косилки, конных граблей или что-то в этом роде — наша команда выручала и в этом.
Хорошее получилось лето. А в сентябре, когда мы уже планировали, как устроить шлюпку на зимнюю стоянку, случилось несчастье. Кто-то нашу мечту и радость украл. Утром около старой вербы на цепи сиротливо висел амбарный замок. Кто-то распилил аккуратно звено цепи прямо около носа судна и увёл его в неизвестном направлении. Мы просили знакомых бакенщиков поискать шлюпку, проехали с ними с десяток километров вдоль по течению и против него в надежде найти пропажу, но всё было бесполезно.
Шлюпка, неожиданно появившись в нашей жизни, сделала незабываемым целое лето, сплотила нас и так же неожиданно пропала.
