Тысячу раз убеждался в правоте известной поговорки "Человек предполагает, а Бог располагает". Как бы ни старались "стлать соломку", мы не можем знать наперёд, где упадём. И я, не воцерквлённый человек, говорю: "Всё в воле Божьей". Да-да, потому что даже пресловутую теорию вероятностей, где всё подчинено случаю, задумал некто свыше. Вот знал, что настоятель нашего храма болен, он перестал ходить на крестные ходы и в этот год даже не спускался на водосвятие к пруду, но всё равно известие о его кончине стало неожиданностью. Трудно представить: приду в церковь, а отца Валерия нет.
Учителя о настоятеле
Ещё осенью в редакцию обратилась группа верующих учителей.
- Отец Валерий много сделал для духовного просвещения жителей нашего города, в том числе и моего, - говорит Светлана Ивановна ПЕРЕПЁЛКИНА. - А после его ухода из жизни было только три строчки, что почил настоятель нашего храма. Хорошего, доброго слова не было сказано, хотя на сайте Челябинской епархии вышла добротная статья о его жизненном пути. И мы с коллегами учителями поговорили и пришли к выводу, что отец Валерий заслуживает того, чтобы о нём написали и в местной прессе.
Когда я делала свои первые шаги в духовном развитии, то честно скажу: немножко побаивалась отца Валерия. Боялась его громкого слова, если сделаю что-то неправильно. Боялась не там встать, потому что в православном храме одна половина мужская, другая женская. Или не так приложиться к иконе. Но постепенно я начала понимать, что на самом деле за этой кому-то кажущейся грубостью или жёсткостью кроется очень добрый и радушный человек. И такая форма его поведения определяется тем, что он ярый поборник за веру Христову. Он видел наши ошибки и не мог, смотреть на то, например, что человек ходит в храм, но не развивается и духовно над собой не работает. И на поминальном обеде очень точно сказал родной брат Валерия, который приехал из Москвы: "Братья и сёстры, возможно, кого-то при жизни батюшка обидел, кому-то грубое слово сказал, кого-то одёрнул. Это лишь потому, что он был борцом за веру православную, и не мог прощать маловерие".
И я была невольным свидетелем такого инцидента. Мужчина подходил к чаше во время таинства причастия. Накануне он крестился, и ему надо было причаститься. Он подходил к святая святых, и понятно, что надо смиренно, закрыв рот, всё принять Христа ради и идти, надо сосредоточить все мысли на том, что с тобой происходит. А мужчина говорит: "Я за рулём". И вот тут отца Валерия прорвало: "А я вам что тут, водку разливаю?!" Он сказал так не потому, что грубый, просто его разочаровало: человек крестился чисто обрядово и головой не осознал, что с ним произошло. В проповеди отец Валерий вернулся к тому, что большинство из нас, в том числе и я, - маловерны. Он старался из всех сил укрепить в нас, маловерных, веру. Думаю, кто хотел укрепиться в вере, для того отец Валерий сыграл очень важную роль в духовном возрождении от полного атеизма, который мы изучали в институтах, до основ православия.
- Мы слишком быстро судим: этот такой, этот другой, потому что людей судить легче, чем себя, - говорит Светлана Станиславовна ШЛЁНСКАЯ. - Что особенно ценно было в отце Валерии - то, что это был с детства искренне верующий человек, человек, который очень много старался. Он постарался вот этот храм создать для того, чтобы окормлять людей вокруг.
Анна Агафоновна Осотова о сыне
Кто, как не мама, лучше расскажет о сыне? И я напросился в гости к Анне Агафоновне ОСОТОВОЙ. Домик хозяйки недалеко от первой школы, я знал его и раньше, здесь останавливались на передых участники крестного хода. В этот раз домик поразил меня наличием огромного количества голубей.
- Сейчас народ спохватился, а всё говорили: грубый, грубый. А он не грубый, а справедливый был, - сетует Анна Агафоновна. - Валера родился с верой. Его, наверное, Бог дал нам на землю. Как только начал разговаривать, так встанет перед иконкой и всё молится, словно по книжке читает: "Господи, помилуй...". А отец возьмёт и выкинет у него книжку, не нравилось ему это, неверующим был. Когда Валера в школу пошёл, почему-то учёба ему не давалась, еле-еле тянул. Я ему задачки помогала решать, но он всё своим трудом брал, не списывал, никто ему не подсказывал. Я даже ходила на уроки, учителя руками разведут: поведение идеальное. Валера за свою жизнь никого пальцем не тронул, и когда с нами жил, и когда с женой жил, не было в нём этого.
Служил Валера в морфлоте на Дальнем Востоке. Там он показал себя с хорошей стороны, ему предлагали остаться служить дальше. И хотя знали, что он верующий, командир обнял его и сказал: "Жалко мне тебя отпускать". А перед армией он на завод поступил в цех № 12. Сначала ему предложили место на обрубке, но отец не пустил - боялся, что руку подставит. Валеру поставили на провода в трамвайное производство. Там он проработал 18 лет, работал честно, никаких замечаний не было.
Когда начали открывать церкви, епархия стала уговаривать Валеру, что ему нужно идти в священники. А он по своей честности сказал про жену. Священник по Божьему закону может взять в жёны девушку, а Валерий женился на разведённой и с ребёночком её взял. Но епархии нужен был священник, церковь открыли, а настоятеля не было. Валеру определили в Сатку, и там под его руководством восстанавливали храм. А потом там появились большие деньги. Конечно, Валера служил не в наживу. У него и сейчас, как у всех: квартиру жена на стройке заработала, дача и гараж. Машину купили в кредит, на ней зять ездил. А у Валеры мотоцикл был первое время, а когда ноги стали болеть да сахар повысился, он его продал. У сына не было богатства. Куртку ему закажу где-нибудь, сложимся на день рождения, купим - вот он её и носит. Одевался он очень просто.
А в Сатке деньги складывали в кассу. Кто-то из церковных узнал и анонимное письмо написал в Челябинск. Люди стали возмущаться, им нравилось, как Валера служил. Первое время народу шло много, крестились, много было людей нерешённых, много отпевали. Валера по сто с лишним человек в один день крестил, отдал там всю свою силу, а его оклеветали. И я за него как мать переживала. Приехал благочинный, люди его спрашивают: "Почему убрали от нас отца Валерия?" А он и говорит: "Читайте "Отче наш". Там есть слова: "Воля Божия". Как дошли до этого места, благочинный сказал: "Вот, воля Божия".
У Валеры и с сердцем было плохо - инфаркт, и его в Усть-Катав направили. Но здесь первое время ему даже служить не давали. А Валера был священник от Бога. Я не хвалюсь, я сама этому удивляюсь. Не я, а он меня воспитал и наставлял, чтобы делала всё по закону.
Несмотря на то, что всё время был на нервах, он постоянно развивался. Я ему говорю: "Валера, ты не расстраивайся, исповедуй людей да дольше разговаривай с ними, обо всём спрашивай". Он начал исповедовать, так ему сказали: "Не надо". И народ стал возмущаться и писать: "Верните нам Валерия". Его вызвали в епархию. Сын мне сказал: "Меня, наверное, уберут совсем". Приезжает - я молчу, но вижу, что он счастливый такой. И говорит: "Поздравь, мама, меня поставили настоятелем нашей церкви". Он, конечно, очень был рад, начал служить, но некоторым не нравился - говорили, грубый. Валера требовал всё, как положено, он в семинарии не учился, но у него было много книг, был компьютер, он всем интересовался. Знаете, народ удивлялся: певчие поют и в слове букву неправильно произнесут, а Валера сразу: "Что вы делаете?" - и поправит, как нужно. Иной раз скажу ему: "Зачем другой священник служит? Он сам по себе, певчие сами по себе, и никаких замечаний". А сын ответит: "Да ты что мне говоришь?! На том свете меня Бог спросит: "Что не учил их?"
Случалось и такое: на вечерней молитве ни одного человека, только я на кассе, двое певчих, Валера и ещё один батюшка. Я говорю: "Валера, а для кого служить?" "Да ты что всё не понимаешь! - сердится он. - Мы не для людей служим, а для Бога". Из больницы только выпишут - он чуть не в этот же день идёт в церковь. Душой сюда рвался.
- Анна Агафоновна, как всё-таки сын пришёл к Богу?
- Мне уж 83 года, пора бы на тот свет собираться, а я сына схоронила. Тяжело. Говорю: "Господи, это ты дал мне сына". Господь посылает таких людей, с Валеры пример можно было брать. Он и на работе примерным был, и в армии отслужил хорошо.
Мы раньше работали на три смены в заводе. Это сейчас детские пособия получают, материнский капитал... А раньше после родов месяц отсидела и идёшь работать. С мужем старались, чтобы у нас разные смены были и кто-то сидел с ребёнком. Бабушки тоже работали. Приду с третьей смены, спать охота - лягу. А сын играет и говорит игрушкам: "Тише, мама спит, не надо шуметь". Года три-четыре ему было, читать ещё не умел, но брал книжку и вставал перед иконами. Я-то работала, перекрещусь иногда, может, скажу когда: "Господи, помилуй!", не до молитв было. Но мама моя в Шубино жила, может быть, он слышал молитвы, когда к ней ходил.
А когда в школе начал учиться, над ним смеялись, и соседи отцу говорили: "Да у тебя богомол растёт". Крест нельзя было носить, на завод пойду - крест прячу. И муж работал на заводе, пойдёт - крест в карман положит. А однажды говорит мне: "Баушка, ты чего молчишь?" "А что случилось-то?" - спрашиваю. "На мне креста нет, умру - как на бревно наденешь?".
- Может быть, тяга к Богу из глубин была - от бабушек и дедушек?
- В церковь Валера ездил со своей бабушкой Вассой Андреевной Марочкиной и к прабабушке Анастасии Ивановне Исаевой ходил, она в 80 лет переехала в город из Минки. Отец мой Агафон Ильич Марочкин был военным. Помню, ещё до войны у него был револьвер, и в финской кампании он участвовал. Отец был неверующим, большим патриотом, и его отец Илья Иванович Марочкин погиб на Красной горке. Я родилась на Минке. Мне было года три-четыре, когда отец ушёл в армию, и мама переехала в Усть-Катав. Пешком ходила на Минку - там остались бабушка, подружки. Восьми лет не было, и знаете, никто меня не трогал. Мама хватится: "А где Нюра?" "Да на Минку ушла, к бабушке". Я всегда любила Минку. Улицы чистые, дворы большие, курочки даже не бегали. Меня все привечали. Отца моего все знали, говорили: "Ой, Агафоновна пришла!"
Народ в Минке верующий был. Когда к бабушке приходили люди, говорили: "Хлеб-соль вашему дому!" И она отвечала: "Поди-ка, добро жаловать!". "Здравствуйте" не говорили. Война была, но люди не были такими злыми. Когда на завод устроилась, четыреста рублей платили - и мы радовались, нам хватало, песни пели. Я в 17-м цехе работала, обедали на заводе. Бак был - в нём кипятили воду, два кусочка хлеба, песочек, наливаем в пол-литровые банки кипятка - и садимся за стол. Два кусочка съедим, сладкой водой запьём - и по заводу бегаем: "Айдате в тот цех смотреть!" Потом звонок - и работа в три смены. И такие мы были весёлые, не думали ни о каком богатстве, ни о женихах богатых. Когда освоение космоса началось, вечеровали в цехе, в нашем 17-м форсунки делали, я была контролёром.
Сейчас народ избаловался, у всех всё плохо, мало платят, обманывают. Но послушайте: сейчас детей родили - вам платят, есть материнский капитал. У меня группа есть, получаю пенсию 17 тысяч. Что мне на государство обижаться? Я должна за него молиться.
Постскриптум
В церкви бываю от случая к случаю - может, не так воспитан, может, время не пришло. Но отца Валерия вспоминаю часто. Сплошь и рядом как сейчас - важно не то, что подумает о тебе ближний, а как подумает и какие выводы сделает тот, кто выше. Сегодня юлят и перед совестью, и перед миром, как говорят - и нашим, и вашим. Трудно дышать в этой насыщенной конъюнктурой среде, где основная мерка человека - деньги. Так хочется поговорить с кем-нибудь о том, что оставим мы на этой грешной земле. Поэтому мне так не хватает отца Валерия. А он сразу и понравился мне своей прямотой, какой-то мужицкой правдой, без экивоков. Пусть земля тебе будет пухом.
- Мне Валера всегда пасхальную свечку давал, - сказала, провожая меня, Анна Агафоновна. - Всегда зажигаю и верю: они беду отводят. Знаете, даже один верующий может город спасти.
