«Ночь перед Рождеством» — кто не восхищался этим изумительным произведением Николая Васильевича Гоголя? Вот бы не в кино, не на страницах книжки, а живьём оказаться в такой украинской Диканьке, покалядовать, подивиться чудесам, поесть всласть вареников. «Фантастика», — скажете вы. А вот и нет, нашлись ещё люди, которые сохранили традиции, пришедшие к нам с допотопных времён. В канун праздника мы побывали в кабинете директора вязовской школы Ольги Алексеевны Куликовой. Она нам и рассказала о рождественских застольях, сохранившихся в их семье, о деде Василии Антоновиче Гладюке, который и привёз эти христианские обычаи из далёкой Подвербицы — деревеньки детства, стоящей на крутом берегу Днестра.
Тринадцать блюд и украинские песни до вечера
— Дедушка у меня с западной Украины, — рассказывает Ольга Алексеевна, — рождественские традиции хранились у них в семье. Бабуля у меня русская, дед — украинец, мы выросли в интернациональной семье. Я знаю украинские традиции.
Я знаю украинские песни, блюда, то, что мы сохранили до сих пор.
Дед знал польский, украинский, латынь. Когда его в сороковом году призывали в Красную Армию, отец ему сказал: «Ты на родину больше не вернёшься. Молись, и всю жизнь тебя будет сопровождать перст Божий». И на самом деле, во время войны он оказался здесь, на Урале, в вязовском переулке встретил нашу бабулю, с первого взгляда влюбился, женился, и остался здесь на всю жизнь. Он очень скучал по Украине, мы старались возить его на родину, там он был очень счастливым, частичку Украины сюда привёз.
В семье у нас было два праздника: Рождество и Пасха. В Рождество — ранний завтрак, мы все приходили к дедушке. В этот день ни у кого — никаких дел. Помню, когда я девчонкой была, спать хочется, а мама будит — к дедушке завтракать. Не охота, темно, холодно. Открывалась дверь, мы заходили, дедушка каждого встречал и пел: «Радуйся, о, радуйся, радуйся, Христос народился». Потом все садились за стол, и он говорил: «Гости мои дорогие, за этим круглым столом прошу пити, прошу ести, с великим поклоном». Теперь я эти слова говорю и каждый раз плачу. Тонким слоем под скатерть стелилась солома, и обязательно на стол клался венок из колосьев. Сейчас мы сено стелим, но должна быть солома.
Блюд на столе должно быть обязательно тринадцать, все они особенные.
Первое блюдо — кутья. Обычно кутья — это рис, а у нас была распаренная пшеница с маком, мёдом, изюмом. Её тоже заранее готовят, промывают, томят в печи, чтобы она набухла. Мы её готовим до сих пор. С неё и начиналось всё, что нужно попробовать.
Второе блюдо — кутнюк. Готовили его так: брали коровий желудок, вычищали, он внутри мохнатый, как шерстяной, а когда вычищаешь, получается кожаный мешочек. Его наполняли специальной начинкой, зашивали и варили в большом чугуне. Когда он сварится, его ещё запекали в печи. На стол подавался круглый такой колобок, разрезали и ели, как горячее блюдо. А когда на следующий день его разогревали на сковороде, он был ещё лучше. Мы традиции бережём до сих пор, но вот кутнюка-то на нашем рождественском столе не было давно. Готовим сейчас тоже экзотическое блюдо — начинку. Это как раз то, чем начинялся желудок во времена деда. Начинка состоит из ломаных лепёшек, жидкого холодца, добавляется туда очень много яиц, чеснока. Потом это всё настаивается, пресные лепёшки пропитываются холодцом, яйцами и становятся очень мягкими. И всё это запекается сейчас в духовке, а раньше — в печи.
Следующее блюдо — запалинка. Она готовится из сухих грибов, чеснока, лука. Всё это тушится в сметане. Получается подливка для картошки. Одним из блюд была печёная картошка, которая зажаривалась на сковороде.
Ещё блюдо — фасоль. Она толчётся, добавляется сливочное масло и много чеснока. На Украине такое блюдо готовили, когда мужчины занимались серьёзным физическим, тяжёлым делом. Сестра деда, тётя Маруся, всегда говорила: когда начинали дом строить, обязательно работникам надо готовить фасоль.
Дальше — взвар, у нас — компот из сухофруктов, готовится он долго. Много сушёных фруктов томятся в печи. Взвар получается цвета крепко заваренного кофе, тёмный-тёмный, но аромат сумасшедший. Дедушке обязательно присылали посылку сухофруктов с Украины. Причём груши сушили целиком, когда они растомятся, было очень вкусно. Протомлённые груши в компоте — лакомство первостепенное! Ещё там яблоки, сливы, сейчас такого уже нет.
Конечно, на столе должен быть студень, по-нашему — холодец. Обязательно квашенная капуста, но она подавалась не просто, как у нас, а была жареная на сковороде до тёмно-коричневого цвета. Это вообще совершенно новое блюдо. Когда я его сейчас готовлю, у меня уходит трёхлитровая банка, потому что жареная капуста со стола разлетается в первую очередь.
Следующее блюдо — домашняя колбаса. Её начиняли мясом с гречкой. Когда была маленькой, специального приспособления не было, я карандашом наталкивала фарш, это была моя работа. Но сейчас нет ни кишок, ни желудка, это блюдо мы не готовим.
Потом — печёное мясо. Берётся тесто, внутрь складывается мясо достаточно большими кусками — говядина, свинина, чеснок, перец. Всё закрывается, как пирог, запекается очень долго. Самое вкусное в этом блюде — корочка. Верхняя корочка — сухая, а вот нижняя пропитывается жиром, мясным соком. Берёшь кусочек мяса и отламываешь корочку.
Обязательно должна быть выпечка, обязательно пирог с капустой. На десерт традиционное блюдо — маковый рулет. Тесто должно быть очень сдобное, чем сдобнее тесто, тем оно тяжелее. Особенность заключалась именно в приготовлении мака. Мак замачивается, отстаивается ночь, потом заливается молоком и варится, пока молоко не выкипит. Получается вкус мака с молоком. Потом добавляется сахар и растирается пестиком. Получается ароматнейшая масса, которая намазывается на тесто.
Было на столе солёное сало. А тринадцатое блюдо, по-украински — пирогы, но-нашему — вареники. Они крупные, готовятся из ржаной муки, поэтому они чёрные. Ржаная мука — грубая, когда сваришь их, то такое чувство, что тесто недоварилось. Потом их поливали смальцем — топлёным салом, нам его с Украины банками присылали. Начинка особенная — картофельное пюре с творогом и луком. Томились вареники в глиняном горшке в печи. Я сейчас ставлю глиняный горшок в духовку. Когда на Украину приезжаешь, они всегда готовят борщ и к борщу подают эти пироги. В последний раз, когда мы приехали, тётя говорит: «Чем же мы тебя кормить будем?» « В смысле? — удивилась я. — Я ехала и ждала ваш борщ». Она: «Ах, желудок у пани Оли не выдержит». Они меня «пани Оля» звали и всё боялись: «Пани Оля есть такое не будет», я, видимо, отличалась внешне от них. А я говорю: «Я хочу борща, я хочу пирогов!»
Всё на Рождество ели в определённом порядке: сначала по ложке пшеницы, потом приносили горячие блюда, обязательно надо было попробовать все 13 блюд.
Потом пели украинские песни до вечера. Все сидят за столом, дедушка запевает: «Ой, у поли криниченька, там холодни водиченька…» Сейчас, конечно, не поём.
— Так Рождество дед 25 декабря справлял, как на западе Украины? Вы-то какого числа собирались?
— Мы собирались 7 января, а на Украине они отмечали 25-го, но дедушка не противостоял окружающим, он никогда не навязывал никому ничего.
Ходил вокруг груши босиком и плакал
Валентина Даниловна, бабушка Ольги Алексеевны, была учительницей начальных классов, а я в то время учился в параллельном классе. И Василия Антоновича часто видел: он следил за лошадками, которые развозили в повозках хлеб по вязовским магазинам. Знал его, как фронтовика, запомнился его рассказ о ночной атаке немецких танков на позиции нашей пехоты. Утром ещё шевелилась земля — это оставшиеся в живых солдатики пытались выбраться на поверхность.
— Ещё была у нас одна традиция, — говорит Ольга Алексеевна, — бабуля была именинница 9 мая, и это был дедушкин праздник. Это же целая церемония — одеть дедушку в клуб: каждый год мы забывали, на какую сторону вешать медали, наглаживали рубашку, причёсывали ему чуб, он всегда ходил в шляпе. Бабушка только в День Победы карандашом подводила брови и красила помадой губы. Мы всей семьёй шли в клуб чествовать ветеранов, потом возвращались, и у нас тоже был накрыт стол. Пели военные песни. Любимая бабулина песня — «Журавли», потому что у неё два брата погибли: одному 17 было, другому — 18, ушли на фронт и не вернулись. Она всегда говорила: журавли — это её братья. А дед воевал на 3-м Украинском фронте, но не любил об этом рассказывать.
Всё, что я в жизни умею, этому меня научил дедушка, причём он не приказывал, он обычно говорил: «Пидём со мной». Заводил меня в хлев: «Сейчас будем доить корову». Доить научил меня дедушка, а бабушка потом возмущалась — она доила корову по-женски, а дедушка корову доил кулаком. Все — я, мама, Наташа — корову доим кулаком, потому что так научил дедушка. Бабушка возмущалась: «Девчонки, а корову по-мужски доят!» Если покос — берёшь косу, дед меня ставил перед собой, хочешь-не хочешь, коси. Ему было 80, а он ещё стога метал. Меня с раннего детства на стог ставил, с ним стога метала. Если кололи свинью, то я с дедушкой сало солила. Он сам ковал лошадей, и я была с ним, видела, как он копыта срезал, чистил и прибивал подковы. Ему отец подарил профессию на всю жизнь — дедушка шил обувь для всей нашей семьи. Девчонки росли, и он им в школу шил тапочки. Бабуля была учительницей, и у неё всегда были новые туфли на каблуках, сшитые дедушкой. Сшил ей войлочные белые бурки с коричневой полоской впереди. Так что бабуля у нас была очень модной. И мне ещё досталось ходить в его кожаных сапогах — в школе наряжалась Ильёй Муромцем, надевала галифе и дедушкины сапожки.
Он никогда не учил, он разговаривал с нами. Когда в жизни были трудные ситуации, я приходила к дедушке. Могла ему рассказать всё и поплакать, он мне всегда говорил: «Тяжело. Земля лечит». Я раньше не понимала, про что это, потом поняла. Теперь люблю землю, у меня две теплицы, там я вкалываю и там отдыхаю. И каждый раз вспоминаю дедушку.
Дедушка всегда трепетно говорил о своей маме. В семье у них было много детей, он вспоминал: «Мама сшила мне сумку в школу ходить. Мама сшила мне штаны». Они растили лён, трепали его, на зиму ставился станок. Дедушка удивлялся: «Я ложился спать — мама у станка, просыпался — мама у станка, а хлеб уже испечён. Когда она спала?» Жалел её очень сильно.
Село Подвербицы похоже на Тюбеляс: одна длинная улица на берегу Днестра, на холме, а Днестр «пид холмом». И вот «пид холм» мы ходили купаться. Мои воспоминания детства — тётя Маруся или тётя Параска хлеба дадут, смальцем намажут. У них были большие фруктовые сады, там сливы огромные — биндюги. Они нам биндюгов, груш наложат, и мы на целый день уходили на речку. А там по берегам лещина растёт, мы кололи орехи. В двух километрах от села трасса Ивано-Франковск — Львов. Мы приезжали и до Подвербиц шли пешком. Только входишь — первый дом брата деда, дяди Володи. Мы заходили к ним, нас уже ждал стол, нас накормят, напоят — мы пошли дальше. Следующий был дядя Миша, и там тоже ждал стол. Потом был дядя Петя, и только потом — тётя Маруся, а тётя Параска жила дальше. Гостили мы, и собиралась родня всегда у тёти Маруси. Идём, и вся деревня — Гладюки, Гладюки, Гладюки. Бабушка встречала нас на крыльце и говорила: «По пиндесять с дороги, гости мои дорогие».
Раньше у них старая хата была, как в старых фильмах показывают: мазанка и крыша соломенная. Возле хаты росла груша. Когда старую хату сломали и построили новый заливной дом, то грушу сохранили. Груша была зимняя. Когда мы приезжали, на ней большие груши висели, так хотелось их есть, но они были дубовые. Потом эти груши посылкой нам присылали. Когда в последний раз приезжали, дедушкина мама, моя прабабушка Мария, ещё была жива. Ей было 90, и она оставалась черноволосой, как и дедушка, до старости. Каждое утро она садилась на стульчик под грушу и расчёсывала волосы. Коса была толщиной с руку, волосы расчешет, репейным маслом помажет, косу заплетёт и вокруг головы её уложит. И платок повяжет — вот такой у неё ритуал был. А дедушка, когда мы приезжали, каждое утро ходил вокруг этой груши босиком. Он помнил её с детства и плакал.
Дедушка был верующим человеком. Утром встанет, работы у него много: на нём конный двор, он был завхозом в ОРСе, и всегда тихонько пел. Поёт и поёт, мурлычет себе что-то под нос. Позже я поняла, он молитвы пел. Когда моему сыну Антону года четыре было, он, как всегда, в компании научился материться. Приходит домой, ах, какие новые слова он знает. А дедушка посадил его на колено и говорит: «Антон, так нельзя, давай мы будем другие слова говорить: «Ин номен Патрис эт Филии эт Спиритус Санкти. Амен». И Антон повторял: «Спиритусе амен». Я по молодости не понимала, что это такое, только позже дошло — это молитва на латыни.
Дедушка умер 6 декабря 2009 года. Они с бабулей прожили вместе больше 60 лет и умерли, как в сказке, в один день. Бабуля умерла 6 июля, ушла утром за хлебом и там упала. Дедушка у гроба молился и по-польски, и по-русски, люди приходили и удивлялись. А через полгода и он умер.
