Из двухсот — в двадцатку лучших!
Проект проходил на конкурсной основе в разных направлениях (фортепиано, скрипка, виолончель, арфа, флейта, гобой, кларнет, фагот, валторна, труба, тромбон, туба, саксофон) и состоял из трёх этапов. Первый этап программы — письменная аналитическая работа по итогам просмотра мастер-классов и лекций. И из 200 заявленных преподавателей фортепиано в этом всероссийском онлайн-соревновании Светлана Ивановна оказалась в числе 20-ти лучших. Второй этап — урок-консультация, где участник проводит урок со своим учеником в присутствии педагога-эксперта. Этот урок Светланы Ивановны и её ученицы Виктории Кудряшовой прошёл 3 декабря 2021 года в Челябинске в ДК железнодорожников. Съёмочная группа Челябинской телекомпании обеспечила телемост с кураторами проекта. Урок проходил с участием и под контролем заведующей фортепианным отделением Центральной музыкальной школы при Московской консерватории имени П. И. Чайковского Натальи Богдановой. Результат второго этапа пока неизвестен, сжимаем руки в кулачки и ждём. Из 20-ти человек должны выбрать 3 педагога-победителя для того, чтобы пригласить их уже в качестве мастеров для работы с чужими учениками в образовательный центр «Сириус» города Сочи. И точно известно, что по итогам этого этапа преподаватели получат сертификаты о прохождении обучения по программе «Особенности работы с одарёнными детьми в системе музыкального образования». И, конечно, нам захотелось встретиться с конкурсанткой, преподавателем фортепианного отделения Светланой Ивановной Чубуровой.
Ноты: когда — друзья, а когда — враги
Надо сказать, у нас в редакции музыкальные звуки — редкость, слышны лишь разговоры с посетителями да стрёкот компьютерных «клав». Иногда даже хочется для вдохновения услышать что-то из старых музыкальных записей, но у коллег разные вкусы, и требуется тишина. И вот, как только открылась дверь, и к нам заглянула Светлана Ивановна, показалось, комната сразу наполнилась какими-то непонятными мне ля-бемолями, то ли соль-диезами, но приятными. И тут преподавательница музыки достаёт из сумочки листок с заготовленным текстом.
—- У Вас, как по нотам, всё расписано, — говорю я. — Уберите пока, мы будем с Вами разговаривать.
— Сейчас без этого никуда, — сразу парирует Светлана Ивановна. — Есть разные мнения: ноты — наши друзья или ноты — наши враги. Для ремесленников ноты — друзья, а для музыкантов высокого уровня, импровизаторов ноты — враги. Профессионалы могут импровизировать сходу. Взять Мацуева, из старых — Рихтера, они играли большие концерты известных композиторов и помимо этого могли импровизировать и сочинять музыку на ходу. Но для этого нужно обладать глубокими музыкальными знаниями. Это уже выше одарённости, это большой талант, которым обладает далеко не каждый человек.
— Им ноты мешают?
— Чтобы выучить программу, написанную конкретным композитором, ноты нужны, но в полёте мысли при импровизации, они не нужны. Три века назад во времена Баха считалось, что все музыканты умеют импровизировать. Бах сочинял свои концерты без каденции, которая считалась завершением, а пианист должен был уметь исполнить концерт и сочинить своё окончание. Сейчас я не помню, чтобы современные пианисты в конкурсах включали свои импровизации, об этом сейчас не говорится, но по умолчанию музыкант высокого уровня должен владеть искусством импровизации.
— Вы вот какую мне мысль навеяли: человечество сейчас стало меньше импровизировать, больше исполнять и штамповать. Проще по нотам, больше полагаемся на технику, чем на ум. А каких исполнителей Вы слушаете в свободное время?
— Скажу так: я работаю в педагогике больше тридцати лет и много обращаю внимание на эталоны звучания. Есть великие мастера, которые великолепно исполняли музыку Чайковского, Баха, ученик не может так их исполнить, но мы можем обратить его внимание на это — посмотри, как звучит произведение в исполнении мастеров. Поэтому я очень часто по работе слушаю какое-то эталонное звучание, как должно звучать. И уже душевных сил и времени не хватает на что-то другое. Это всё в годы студенчества осталось. Сейчас появляется много нового, но, на мой взгляд, Баха лучше Рихтера никто не исполняет, как и Чайковского лучше Плетнёва, поэтому я возвращаюсь к тем записям. Может, это связано с нашим воспитанием на классической фортепианной школе, поэтому я мысленно возвращаюсь к тем мастерам.
— А мысленно — это как? Вы приходите домой, включаете музыкальный центр. У Вас хорошая аппаратура для прослушивания?
— У меня есть записи на дисках, виниловых пластинках, и в памяти многое сохранилось, что слушали в фонотеке музыкального училища. Сейчас много музыки разных композиторов есть в интернете, где я нахожу их исполнение определёнными пианистами. Живое исполнение всё равно никто не заменит. Я не слушала Рихтера вживую, а запись можно послушать и без хороших динамиков, через телефон. А насчёт качества звучания скажу так: взять Баха, до нас не дошли оригинальные записи, и до сих пор идут споры, как он должен звучать, существует несколько вариантов, как его музыку играть. В то время фортепиано не было, лишь его предшественники — клавесин, клавикорд, орган.
— Прослушивание для Вас — работа или отдых?
— Трудно провести грань. Прослушивание даёт понимание того, как эта музыка должна звучать. Мозг устаёт от постоянного потока информации, на работе целый день с учениками в плотном режиме работаю. Поэтому я иногда сама люблю что-то поучить. У меня есть круг любимых произведений, которые доступны моему техническому уровню исполнения, не могу играть какие-то сложнейшие произведения Рахманинова, у меня нет консерваторских знаний, но могу поиграть на уровне музыкального училища.
У меня есть записи, которые я посылала на разные конкурсы. Недавно участвовала в онлайн-конкурсе «Жар-птицы России» и стала лауреатом первой степени. У меня есть давняя мечта — съездить на какой-нибудь конкурс очно, исполнить произведение не в записи. Это другой опыт, больше впечатлений остаётся от того, что ты играешь на чужой сцене, слышишь вживую других исполнителей. Игра на сцене — это особые эмоции, с человеком происходит нечто невероятное: наивысшее физическое и психологическое напряжение, человек испытывает большое удовольствие, как бы адреналин выбрасывается в кровь.
Как это было
— Когда ученик играет на сцене, для учителя огромное волнение, — говорит Светлана Ивановна. — Это ещё вопрос, когда учитель больше волнуется: когда сам выступает на сцене или когда — его ученик? Открытый урок, на который я поехала, проходил вживую, шёл телемост с Москвой. Я волновалась и за себя, и за ученика. Два месяца занималась со старшеклассницей, хотелось показать высокий уровень программы, мы готовили сонату Моцарта и этюд Лешгорна, а за два дня до съёмок ученица заболела. И мне надо было выбрать ученицу, которая знает что-то, на камеру не растеряется и будет реагировать на меня. Это была первоклассница Виктория Кудряшова, я понимала, что она сможет себя показать. 20 сентября мне позвонили организаторы проекта и сказали: «Мы сейчас составляем расписание для участников, когда будут съёмки вашего урока». Предложили несколько дат в начале октября. У меня началась в голове паника, меня в краску бросило: «Боже мой, как так, всего две недели осталось?!» До этого я рассчитывала на более позднюю дату. Выучила наизусть произведение, которое играет ученик, отсмотрела в интернете кучу видеоматериалов. Если говорить об отдыхе, когда ты готовишься к какому-то мероприятию, тут нет речи, о том, что делать вечером. Вечером педагог сидит за компьютером или за инструментом, он продумывает, как это произведение должно звучать и что для этого надо сделать. Покоя мне не было вообще.
— Развлекательную музыку Вы вообще не слушаете?
— Только когда еду в машине. У меня есть флешка с инструментальной музыкой, которая мне нравится. Это зарубежная музыка 80–90-х годов, «Бони-М», что-то такое.
На десятом небе от счастья
— Светлана Ивановна, зачем современной молодёжи Рахманинов и Бах?
— Музыку можно рассматривать с двух точек зрения. Либо как высокие профессиональные достижения, которые потом служат эталоном для широкой публики. Либо как творчество для себя, для самоутверждения в этой области. Музыка — как элемент развития личности. Она развивает ребёнка, его умственные способности, интеллект и образное мышление. В музыке тоже есть математика, она способствует упорядоченности мыслей в голове. Музыкант находится в постоянном внимании, происходит мыслительный глубокий процесс. Не всем дано быть великими музыкантами, пианистами — их единицы. Вообще, музыкальные способности есть у каждого ребёнка, только они представлены в разных аспектах. В этом случае музыка выступает, как средство развития ребёнка.
— Много слышал, как кого-то силком заставляли ходить в музыкальную школу и чуть ли не привязывали к ножке пианино... Вы как к этому пришли?
— Когда я училась в первом классе, к нам в школу пришли педагоги из музыкальной школы. Они слушали, проводили маленькую диагностику музыкальных способностей и потом подходили к учителю и говорили: вот этим детям мы рекомендуем прийти в музыкальную школу с родителями. И мне сказали, чтобы я пришла с родителями, но я этого не поняла. Пришла домой и сказала бабушке: «К нам приходили педагоги с музыкальной школы и некоторым детям сказали прийти с родителями, а мне не сказали». И бабушку это дело задело, она пошла к учительнице, разобралась и повела меня в музыкальную школу. Хорошо помню старую музыкальную школу, как я пошла на подготовку. Начала учиться играть на фортепиано и потом уже пошла в музыкальное училище.
— Благодаря бабушке?
— Благодаря бабушке Евдокии Павловне. И бабушка купила мне инструмент, фортепиано магнитогорской фабрики. По тем временам, это были 80-е годы, фортепиано «Ритм» стоило, как мебельная стенка, 670 рублей, это несколько зарплат. И бабушка мне купила этот новый инструмент. Я помню, была просто на десятом небе от счастья, потому что до этого я ходила заниматься к соседям в дом напротив. Не каждый день, конечно, а иногда. И когда бабушка купила инструмент, я все мелодии, которые научилась играть в музыкальной школе, сразу начала играть все подряд. Меня восхищало звучание инструмента, я радовалась, как счастливый ребёнок. Я играла и не верила в своё счастье — у меня дома этот инструмент, который извлекает волшебные звуки! Это ощущение я запомнила на всю жизнь.
В музыкальное училище пошла учиться тоже благодаря бабушке, потому что каких-то собственных позиций у меня не было. Я окончила музыкальную школу с красным дипломом и восьмилетнюю школу окончила неплохо. Я очень любила математику и могла реализоваться ещё в какой-то сфере, но пошла в музыкальное училище. К нам приезжали педагоги, мы ездили в Миасс на консультации. Конкурс был 4 человека на место. Из нашего города на фортепианное отделение поступали два человека. Всего поступало 32 человека, а мест всего 8, и я переживала, что двоих из Усть-Катава не возьмут. Но нас приняли. После окончания училища опять же бабушка договорилась с Юрием Васильевичем Черепановым, чтобы я работала именно в музыкальной школе в центре, потому что были две пианистки.
Кстати, мой дед Василий Иванович Биев работал на заводе и играл в городском оркестре на тубе. Вообще, я не считаю, что была одарённым ребёнком, который достигал каких-то высот. Нет, я — ремесленник, но, может быть, с какими-то музыкальными способностями. Я пыталась что-то сочинять, импровизировать, когда работала концертмейстером у Ольги Владимировны Боталовой. Бывало, она скажет: играйте вальс. И я играла известные вальсы, а иногда и что-то своё. До сих пор помню вальс, который импровизировала в ля мажоре, но не на высокохудожественном уровне.
Честно скажу, в этой беседе с преподавателем музыки тоже пытался импровизировать, так хотелось отойти от нот. Хотелось понять, как пианисты свои переживания, эмоции через клавиши, через молоточки превращают в звуки, которые трогают душу? Кстати, бабушкино фортепиано стоит до сих пор, и на нём играет Светлана Ивановна.
