Набижон, Муроджон, Ясмина, Мустафо и Нафиса
Наби — сокращённое от Набижон, а в переводе это комбинация двух слов: Наби — посланник, и жон — душа. Вообще, Набижон Шадманов родом даже не из Узбекистана, а из Киргизии. При первом знакомстве он мне так и представился: «Наби из Джалал-Абада».
— Город Джалал-Абад — в Киргизии, — уже потом рассказал он. — Раньше раздельно писался — Джалал-Абад, а сейчас слитно — Жалалабат. Это областной центр, в нескольких километрах от него село Сузак, там я и родился. Это уже районный центр, по населению тысяч сорок, как Усть-Катав, только у нас все дома свои, как в Шубино. Дома кирпичные или саманные, дерево у нас дорогое. Дети у меня все родились в Сузаке. Вот маленькому Мустафо было два года, когда приехали в Усть-Катав. От Сузака до границы с Узбекистаном тридцать километров, минут пятнадцать ехать на машине. Мы относимся к Ферганской долине, у нас не только киргизы и узбеки живут, там есть и русские, и татары.
Помните Саида из фильма «Белое солнце пустыни», его коронное: «Стреляли», и Наби, как истинный уроженец гор и пустынь, был немногословен, а вот дети его приняли активное участие в нашем общении. Самым разговорчивым оказался шестилетний Мустафо, ему постоянно хотелось что-то сказать, но как примерный воспитанник детского сада, он поднимал руку и терпеливо ждал. Его старший брат пятиклассник Муроджон был более степенным и сдержанным, он отличник, ходит в секции бокса и волейбола. А сестра Ясмина учится в третьем классе, она как раз пришла с волейбольной секции. Фамилия у всех детей Расулжоновы, в честь деда Расулжона — так принято в Узбекистане.
— Ясмина — красивое имя — цветок Жасмин, а как у тебя дела с учёбой, успеваешь?
— Двойки есть, математика трудно даётся. У нас Муроджон пятёрки получает.
— Муроджон, ты отличник?
— Да. У меня одна двойка по русскому за диктант.
— А я две наклейки у логопеда получил, — вступает в разговор Мустафо. — В садике я дружу с Ромой и Вероникой.
— Он Веронике даже куколку хотел отнести, — выдаёт секрет брата Ясмина.
— Узбекский язык дети знают? — спрашиваю у Наби.
— Да, все знают. Говорим им на узбекском, а они нам по-русски отвечают. На узбекском иногда говорят между собой, но редко.
— Я когда в садик пошёл, начал по-русски разговаривать, — опять вступает в разговор шустрый Мустафо. — Ну, а ты, Ясмина, скажи что-нибудь по-узбекски.
— Салям алейкум, а как сказать «пока», я не знаю, — говорит Ясмина.
— Когда вырастешь, кем хочешь стать? — не успеваю задать одному вопрос, как сразу получаю три ответа.
Мустафо:
— Пожарным. Или Железным человеком.
Ясмина:
— Я хочу быть зубным врачом. Хожу на волейбол, у меня подачи хорошо получаются, когда сильный удар делаю — мяч до потолка летит.
Муроджон:
— Не думал ещё. Мама хочет, чтобы я был медиком.
— А хозяйка сегодня появится? — спрашиваю я Наби про жену Нафису.
— Не знаю, сейчас пойду, спрошу, — говорит он и уходит на кухню. — Она чего-то не хочет.
Два-три раза я предлагал Наби пригласить Нафису к разговору, увы, она так и не вышла из кухни. Что поделаешь — менталитет. Одним словом, «Гульчатай, открой личико» не получилось, Нафиса Шадманова — не Рафшана Куркова.
— Раз хозяйка не выходит, — говорю Наби, — расскажи сам, как познакомился с женой?
— Как познакомился? Как все. Я её не знал и не видел ни разу. Родители нашли, они с её родителями, видимо, договорились и мне сказали: «Иди на встречу». Я как раз работал, мы дом решили расширять, во всём грязном, спрашиваю: «Как, мне сейчас прямо идти?» «Помойся, побрейся и иди». Пошёл к ней, посидели, поговорили. На следующий день пошли погулять, так и познакомились. Через месяц свадьба была. У нас такого нет, чтобы годами ходить — если всё нормально, подошли друг другу — сразу и свадьба. Это было в 2008 году. Потом родились дети. Когда я уехал в Россию, жена с детьми жила у родителей. Нашёл работу, позвал, встретил их в Троицке на таможне и привёз в Усть-Катав.
«Я, как лягушка-путешественник, — там-там, туда-сюда»
Усть-Катав утопает в горах, можно сказать, мы — горцы. Но когда открываю карту и нахожу Родину Наби, то понимаю: Урал — равнина по сравнению с хребтами Тянь-Шаня. Вот она — Ферганская долина, на краю которой областной центр Жалалабат и село Сузак, а по всему горизонту — белоснежные отроги Небесных гор и Крыши мира. Так в переводе именуют Тянь-Шань и Памир.
— Вот казан, он круглый, если считать его края за горы, то Сузак находится в самом дне этого казана. С одной стороны — китайский Тянь-Шань. Хорошо видно, горы постоянно белые, километров 200, и с другой стороны — хребты, хребты.
— Там климат другой, не мёрзнете здесь?
— Нет, привыкли, как местные, уже. Весной приехали сюда человек восемь из Узбекистана, сказали: останемся здесь работать зимой. Говорю им: останетесь — работу найдём. А сейчас они билеты уже купили назад — два градуса, а им уже холодно.
— Тяжёлая работа — целый день за баранкой?
— Нет. Развожу продукты, хлеб, бывает, в обед заканчиваем работу, бывает, попозже, когда как. В неделю раз в Уфу ездим, иногда в Челябинск. Права получил на Родине в 2004 году. Я ездил тогда в Монголию работать. Работал в Туркменистане, Казахстане, в России в нескольких городах — в Москве был, в Казани был, в Челябинске был, в Екатеринбурге был, много где был. Я, как лягушка-путешественник, — там-там, туда-сюда.
— А что толкало — деньги?
— Нет, интерес просто. Друзья поехали, спрашиваю: «Место есть?» и еду с ними. В Монголию два раза ездил, сантехником работал — душевые, туалеты делал. В Москве у частника одного работал — дом, гараж строили.
— Из всех городов Усть-Катав лучше всех?! Или ещё куда рванёте?
— Нет, больше никуда не поеду. Где-то остановиться надо, выучить детей, чтобы они какие-то профессии себе выбрали. В Усть-Катав в 2001-м приехал и до восьмого года здесь был. Два раза ездил домой. В 2016-м приехал в Казань, недельку побыл — не получилось, поехал в Челябинск, на автобусах работал. Жена из дома звонила: «Забирай нас тоже». Челябинск — город большой, всё дорого. Приехал сюда, чтоб семью привезти. Потому что я здесь работал семь лет, знаю город, где что находится, людей знаю многих. Много где побывал в России, здесь самое спокойное место: город маленький, дети ходят здесь, как у себя в Киргизии.
— Почему на Родине не остались, работы нет?
— Работа есть, всё есть. Не знаю, здесь уже, как дом стал. Заводов там нет, только у частников можно работать. Там нет будущего.
— Как нет будущего?! Вы получили независимость, там ваши предки жили.
— Да, всё там, родня вся там, только я один здесь с семьёй своей. Детей учить надо. Кто приезжает сюда на работу из Средней Азии? Ведь многие приезжают, имея диплом, и даже не один, а здесь кирпичи таскают, на улицах метут. Из-за чего? Там нет будущего, работы нет по специальности. Из моих одноклассников осталось дома двое или трое. И то потому что родителей оставлять не с кем, остальные — кто в Москве, кто где. Ни заводов, ни фабрик, ничего нет. Для чего там работать? Для себя только, и то когда есть работа. А когда её нет? В России хоть один рубль заработаю да чего-нибудь куплю, а там своей землёй трудно что-то заработать. На желудок только, а чего-нибудь откладывать не получается. В планах у меня купить какой-нибудь дом с участком, чтобы там можно было строить, а если нормальный, то только отремонтировать.
— А родители как жили?
— Мать — домохозяйка, отец работал на оросительной системе, там же каналы проложены, он лет двадцать проработал, до своей смерти в 2013 году. При Союзе можно было работать — был колхоз, сажали пшеницу, лук, хлопок, а потом всё развалили. Сейчас землю разделили: чего хочешь — то и делай, что хочешь, то и сажай... Вместе с дедушкой и бабушкой нас было восемь человек в семье. Восемь соток нам дали. И сейчас есть каналы, и сейчас они так живут, но уже и эти земли заканчиваются, участки начали делить. Дома строят, для посадки земли не остаётся, у нас же горная местность, ровных мест нет.
— Есть какие-то вещи с Родины?
— Вот только тюбетейки да коврик для намаза. Там дома-то много чего, думали, что приедем на годик-два. А сейчас дети учатся, младший пойдёт на следующий год в школу, и, как говорится, надо, чтобы отучились здесь и для себя профессию выбрали.
Рвы, рабица и красный перец
Представьте: по улице идёт толпа — кто с палками, кто с автоматами, останавливают машины, спрашивают: «Узбеки есть?» А через квартал другая толпа, которая ищет киргизов. Страшная вещь — межэтнические войны, тогда жгли дома вместе с женщинами и детьми. И одно дело, когда ты об этом читаешь в газетах, другое — когда перед тобой сидит свидетель тех событий.
— В 2010 году в ваших краях вспыхнул конфликт между узбеками и киргизами.
— Я был там в то время. У нас областной центр Джелалабад, а рядом в 100 километрах от нас Ошская область. Там всё и началось: в каком-то кафе один: «Ты узбек такой-то», а тот: «Ты киргиз такой-то». Узбеку не понравилось, что киргиз сказал, киргизу не понравилось, что узбек сказал. Так и пошло, даже стреляли, много было убитых. Я тогда работал в столице Киргизии Бишкеке — это 600 километров от дома. Нам сказали: «Не выходите никуда, увидят, что вы узбеки — начнут…» Я говорю: «Как не выходить, если дома такое творится?» Муроджону года ещё не было. Хозяин у нас был русский, он тоже убежал потом с этой войны. Он там родился, гидроэлектростанцию строил, у него работали и узбеки, и киргизы, и уйгуры. Когда эта война стихла, начали вытеснять русских.
— А в Сузаке всё было спокойно?
— Как спокойно? Всех узбеков переправили на границу с Узбекистаном. До сих пор на границе натянута сетка-рабица трёхметровой высоты в три ряда. Между первым и вторым рядом прокопан широкий ров глубиной метров шесть. Вырыли, чтобы через границу не могли пройти ни узбеки, ни киргизы. Сейчас всё нормально, можно ездить, а вот ямы остались, и сетки стоят. Как я слышал, Ош, Джелал-Абад раньше были узбекскими, а когда Союз начали строить, в Киргизии не хватало земли, отдали им. В Сузаке процентов 90 узбеков живёт. У меня гражданство Киргизии, но собираюсь получить российское.
— Хорошо, если бы это осталось в прошлом. Поговорим о приятном. Говорят, любимое блюдо узбеков — плов. А вы чем питаетесь?
— Суп! — почти хором сказали все трое ребятишек, а Муроджон, немного подумав, добавил: «А я гречку люблю».
— Наби, а у тебя какое любимое блюдо?
— Я всё время на работе, что сварят — то и ем. Не говорю: это вари, то вари. А плов делаем в неделю раз. Муроджон делает, я не делаю. Мой отец плов готовил, у нас по обычаю заведено на похоронах, свадьбах плов подавать. Берут большой казан, килограммов 30–40 риса и варят на 40–50 человек, а я для семьи-то не смогу сделать. Пару раз я в детстве видел, как это делал отец. Сначала курдючный жир растапливают, шкварки убирают, мясо кидают в казан. Мешают всё, потом лук, морковь обжаривают, наливают воду, когда закипит, кладут рис, некоторые горох добавляют. Минут двадцать всё кипит, вода заканчивается, закрывают минут на двадцать. Когда все родственники придут, открывают и раздают.
— А едят руками?
— Руками.
— Говорят, надо уметь его взять, это же не пельмень вилкой поймать… Как-то по-особому пальцы щепоткой складывают? А ещё слышал, что узбеки любят с пловом красный перец, прямо целиком стручками употребляют. Правда?
— Когда сварится плов, на край кладут целый перец, кто хочет — кушает. Я с перцем вообще никак, чёрный молотый — и то редкий раз. Я с детства не ем острого, и дети не едят.
— Муроджон, ты красный перец тоже не любишь? Вы какие-то не настоящие узбеки, — шучу я.
— У нас мама любит. Она у нас штук пять-шесть может за раз съесть. А папа только один раз плов готовил, мне на день рождения.
— А напитки у нас безалкогольные — чай, компот, — говорит Наби. — Чай зелёный. Я и чёрный, и зелёный пью, а жена предпочитает зелёный.
— Нам нельзя с алкоголем, — добавляет Мустафо, — мы только сок пьём.
— А почему стол у вас с такими коротенькими ножками?
— Там на Родине у всех такие столы, и стульев, можно сказать, почти нет. На полу везде ковры, а на стенах ковров нет.
— Из всех у вас только Муроджон — любитель готовить, откуда это у него?
— У него дядя Адиз такой же кулинар, оба деда умели готовить. Года три, как интересуется этим, и года полтора, как сам уже варит. Если телефон в руки попал, сразу смотрит, кто чего готовит, как готовят. Почти каждый день готовит, со школы приходит — что-нибудь да придумает: «Мам, давай вот это сделаем, вот это пожарим».
— Муроджон, гречка у тебя любимая, расскажи, как готовишь?
— Чищу одну большую картошку и режу мелкими кубиками, нарезаю один большой лук полукольцами, потом шинкую полторы морковки, и если есть мясо, то и его добавляю. В мелко нарезанное мясо наливаю масло — не очень много и не очень мало, и жарю, а когда оно покраснеет, добавляю картошку, морковку, соль, специи. В гречку сначала наливаю горячую воду, чтобы мягкой стала, потом примерно час она варится. А когда картошка будет готова, то можно добавлять гречку, закрываю на пять минут и всё.
