Один раз мне встретился человек, который сам себя назвал счастливым. Давно это было. Работал я корреспондентом в районной газете. Приехал для сбора материала о Герое соцтруда на отдаленную ферму. И хоть обут по такому случаю был в резиновые сапоги, до строений фермы пришлось добираться с большим трудом – ноги вязли в зеленой жиже. Грязь, перемешанная с навозом и остатками силоса, неохотно, с чавканьем отпускала бредущих людей. А тут еще, как на грех, заморосил холодный осенний дождик.
- Давай, заскочим ненадолго в сторожку, переждем дождик, - предложил встречающий меня давний знакомый - колхозный бригадир, - а то потом будем шастать мокрыми…
Я молча кивнул, и мы принялись оскабливать сапоги о деревянную колоду, стоявшую возле сторожки. Дверь домишки приоткрылась, и на крылечке показался невысокого роста мужичишка неопределенного возраста в накинутой на плечи стеганой фуфайке.
- Заходите, заходите, - пробормотал он бригадиру, - чего мокнуть-то. А я думал, скотина какая слоняется у крыльца, шугнуть хотел…
- Да мы дождик пересидеть, ненадолго. Хотя он и зарядить может,- бесцветным голосом, словно самому себе, пробурчал бригадир. Чувствовалось, что он не особо рад заезжему корреспонденту.
- Да, Сергей Васильевич, если бы не я, полеживал бы ты в такую непогодь в своей избе или к доярке одинокой какой закатился,- глядя в скучные глаза бригадира, пошутил я.
- Ты –то откуда знаешь? – удивленно и заинтересованно повернулся он, уже стоя в дверях.
- Дверь закрывайте, мужики, я протопил немного, сырость не пускайте,- поторопил нас хозяин сторожки.
- Да, ладно, хоть вонять у тебя меньше будет,- беззлобно огрызнулся бригадир, - проветрили малость. Так кто тебе про доярку натрекал?- тронул он меня за рукав.
- Это я так. Для связки слов. Интуиция, одним словом…
В сторожке было и в самом деле тепло. Потрескивали полешки в железной колченогой печурке, сквозь дырки в дверце отсвечивали на скобленые половицы малиновые огоньки. Мы уселись на прислоненные к стене широкие скамейки.
- Ну, че, никто не балует, фураж больше не дергали? - начальственным тоном спросил бригадир у мужичка.
- Нет, на этой неделе все спокойно было…
- Да,небось, прошлый раз сам и дернул немного? - хитро прищурил глаз бригадир.
- А мне на кой, мышей кормить? Мне зарплаты хватает…
Сергей Васильевич сдвинул на нос фуражку, сунул руки в карманы брезентового плаща и уперся спиной в стену, всем своим видом давая понять, что собирается немного покемарить.
Хозяин сторожки меж тем занимался нехитрым хозяйством. Намыл в ведре пяток крупных картофелин, аккуратно нарезал из них кругляшей и разложил по всей длине железной печурки. Картофелинызашкворчали и запели на разные лады, а сторожка наполнилась сразу каким-то домашним духом.
- Сейчас обедать будем. Дождь-то вон чего плещет, - нарезая ровными ломтями хлеб, произнес мужичек. - Вас как зовут-то?
- Николаем,а вас?
- Михаилом, а друганыМошкой звали,- вдруг осклабился мой собеседник. Зубов у него почти не было, хотя на вид он был еще не очень старый.
- В армии что ли так звали-то?
- На зоне…
- А чего Мошкой-то? – как-то невпопад и настороженно спросил я.
- Да потому, что мелкий был. Это я сейчас отожрался.
Михаил сдернул серое полотенце со стоящей в центре стола трехлитровой банки с молоком, ловко налил два стакана, не пролив ни капли.
- Будете картошку, свежая, вчера только подкопнул?
Михаил ловко, ножом смахнул испекшуюся картошку в большую эмалированную чашку и жестом указал на стоявшую возле стола табуретку.
- Да не знаю, вроде рано еще обедать…
- Не боись, со мной не заподло за столом быть. Я по хорошей статье сидел,- даже с какой-то гордостью произнес Михаил.
- Ага, укокошил одного придурка, герой, блин,- подал со своей скамейки голосбригадир.- Чего меня-то не приглашаете?
- Да ты, Василич, вроде как кемарил уже, - засмеялся беззубым ртом Михаил. Присаживайся, соль только передай.
Вскоре мы все втроем сидели в теплой сторожке за столом, картошка действительно была хороша, и молоко было свежим, только утром из-под коровы. Хлеб был хоть и серый, но такой мягкий и ноздреватый, что ни какая сдоба с ним не сравнится. А по стеклу все так же стучали крупные капли дождя.
- Да, потерла тебя жизнь, Михаил, - неспешно прихлебывая из стакана, произнес бригадир.- Сколько в общей сложности отмотал-то?
- Да почти тридцатник. По малолетству загремел-то…
- Но ведь столько не дают, насколько я знаю,- пытался я возразить.
- Так стоит только попасть. Второй срок я уже на зоне заработал. Пытался отстоять свое место под солнцем.
- Тоже за убийство?
- Было дело,- как-то неохотно отозвался Михаил. - Сколько елок я из-за своей глупости спилил, мама родная!
- А не жалко тех, ну, из-за которых сидел то? – После затянувшейся паузы возобновил я разговор. Как-то не поворачивался язык сказать «тех, кого убил»…
- Да это же в горячке было, в драке. Я ведь не собирался их жизни лишать, а когда сцепишься с кем-то – ведь не соображаешь, хватаешь все, что под руку попало. Переживал, конечно, потом. Особенно, когда первый случай был. Не спал, не ел. Если бы на свободе остался, может быть и с собой сделал чего. А как попал за решетку – в зверинец, там некогда задумываться стало, да и все там – со своей бедой.
- Михаил, а вот такой большой срок на зоне, это непросто прожить, я имею в виду обычное физическое выживание. Там же не пионеры сидят в этих лагерях, - довольно сбивчиво спросил я у собеседника, который деловито уминал картошку.
-Да уж, срок мотать – штука невеселая,- погрустнел Михаил. - Все дело случая. И козырные ребята, бывает, быстро ласты склеивают – не так ответил, не так посмотрел, борзонул не на того. Да и жрачка не та, что на воле. Зубы – и те вываливаются через несколько лет. Не санаторий. С одной стороны, волком надо быть, смотреть, куда ступать и оглядываться уметь. Нашего брата – долго сидевших - ведь и на воле сразу видать. Если есть возможность не стоять, откинувшийся обязательно присядет, для этого ему и табуретка не нужна. А посмотрите, как он сидит – если есть стенка, то спиной в нее, чтоб тыл прикрыть. Звериные привычки. Повезет, если кореша хорошие подберутся. Вместе выживать веселее и отбиться, в случае чего, проще… Зона голым человека делает, там его нутро все на виду. А, гиблое место,- махнул рукой собеседник и, помрачнев еще больше, молча уставился в окно.
- Зато сейчас ты, Миха, как на курорте живешь. Жратвы – вволю, работа непыльная и девки любят, - как-то некстати весело возобновил разговор бригадир. - У них же у половины мужики алкаши конченые…
- Чего смеяться-то? - Вдруг раздухарился Михаил. - Я сейчас никому ничего не должен. Все, что нужно – у меня есть. Вон – шконка, вон – пожрать, курева – сколько хочу и когда хочу,- махнул Михаил на большую авоську, набитую «примой», которая висела на гвозде.А главное – свобода. Выскочил в посадку, иди, куда душа зовет, топчи поляну. Я в сухую погоду вечером выйду к лесу, ватник на траву брошу и лежу, мордой в небо, смотрю, как звезды появляются, лежу на спине и руками за траву держусь.Сопли от счастья вытираю. Свобода!
- Так ты че, себя счастливым считаешь? – хмыкнул бригадир.
- Да, я сейчас счастливый человек,- встав из-за стола, уперто ответил Михаил, сунув руки в карманы темных штанов. Он словно даже ростом повыше стал. - Я никого не трогаю и меня – лучше стороной обойти… Дождь вон кончился, я пойду, по коровнику пробегусь, дверь подоприте, когда пойдете…
- Да и нам некогда рассиживаться, пойдем Николай, отведу тебя к нашему герою, раз обещал,- засуетился Сергей Васильевич.
Мы вышли на крылечко сторожки, подперли дверь старой штакетиной, и осторожно двинулись по лужам к коровникам. Михаил уже маячил далеко впереди.
- Счастливый,…, - вдруг разразился бранью бригадир и швырнул в грязь только что прикуренную сигарету. Она коротко шкворчнула и дымок повис над раскисшей дорогой.